она торопливо бежала к берегу, где зябко жались к земле три рубленых домика полярной станции.
В просторной кают-компании (так здесь называли столовую) обычно проводили свое свободное время зимовщики. Начальник станции Тимофей Петрович Крылов, пожилой плотный мужчина с крупным рябоватым лицом и большими залысинами на лбу, сидел в кресле и задумчиво посасывал потухшую трубку. Несколько болельщиков молча следили за игрой двух пар шахматистов.
Девушка захлопнула за собой дверь, обвела всех сияющими глазами и воскликнула:
— Товарищи! Слушайте, какую я радиограмму приняла сейчас с Диксона! — И, четко выговаривая слова, она торжественно прочитала: — «Вам вышел ледокольный пароход «Прончищев» точка примите меры разгрузке максимально короткий срок точка».
Шахматисты на мгновенье подняли головы, равнодушно посмотрели вокруг и снова склонились над досками. Метеоролог Петя Заиграев, коренастый парень лет двадцати пяти с толстыми добрыми губами и сонным взглядом сероватых глаз, подошел, взял из рук девушки синенькую полоску радиограммы, прочитал вслух еще раз и вернул обратно.
— Сколько уж таких «грамм» ты приняла за лето? — спросил он.
Девушка непонимающе смотрела на него.
— Эта пятая. Но при чем здесь прежние?
— А при том. Этот тоже потолкается во льдах, да и назад. А мы тут должны нервную систему себе расстраивать ожиданием.
— Но это же «Прончищев»!
— Ну и что?
— «Прончищев» пробьется! — упрямо повторила девушка.
В сонных глазах метеоролога мелькнула живая искорка. Он повернулся к сидевшим в комнате зимовщикам и, подмигнув, внушительно произнес:
— Слышали? «Прончищев» пробьется! А почему? А-а… ну то-то!
Все засмеялись.
Девушка покраснела и, сердито взглянув на метеоролога, сказала:
— Как не стыдно тебе, Петр! Вовсе не поэтому, а потому, что у «Прончищева» ледовая обшивка.
— Вот я и говорю… ледовая обшивка… только сидит она в машине парохода. — Заиграев дружелюбно подмигнул девушке.
Тимофей Петрович подозвал ее и взял радиограмму.
— Похоже на то, что действительно пробьется, — спокойно сказал он и посмотрел искоса на девушку. — Небось рада?
Все жители этого крохотного островка, затерянного в холодных просторах Карского моря, знали, что на «Прончищеве» плавает третьим механиком Евгений Цесарский, что Таня Маслова, радистка полярной станции, познакомилась с ним летом прошлого года на борту «Прончищева», когда ехала сюда. На остров непрерывно шли от Цесарского длинные телеграммы. На зимовке любили подшучивать над их «телеграфной» любовью. Особенно допекал Таню метеоролог Петр Заиграев. Когда долго не было телеграмм от Цесарского, он успокаивал Таню:
— Ты не горюй, — говорил он с серьезным видом. — Ваша любовь самая дорогая — шутка ли, каждое слово стоит три копейки! Просто парень всю зарплату уже пустил в эфир, а теперь сидит, сухари жует и ждет получки.
Таня смеялась вместе со всеми и не обижалась.
После радиограммы на станции поднялось радостное оживление. Зимовщики писали письма, ремонтировали спуск к морю, очищали от порожней тары склады. Но прошли сутки, вторые, третьи, а парохода все не было. На пятый день радиограмма сообщила, что «Прончищев» застрял во льдах недалеко от острова.
Теперь все зависело от ветра. А он, не ослабевая, дул и дул от норд-оста.
С надеждой и тоской смотрела Таня на ледяные поля, медленно плывшие с севера. Заиграев каждый день грозился бросить свою «проклятую» профессию, из-за которой, мол, его не любят девушки, и обещал Тане:
— Вот погоди, я сделаю тебе такую погодку, что пальчики оближешь. И твой «Прончищев», как по Черному морю, пройдет сюда.
Таня лишь вздыхала в ответ.
И вдруг ветер сменился. За одну ночь он круто зашел к юго-западу и задул порывистыми шквалами, сотрясая стекла в окнах домов зимовки.
Бухта начала постепенно очищаться ото льда.
«Прончищев» пришел на десятые сутки ночью. На острове не спали. Все толпились на берегу и поздравляли друг друга с прибытием первого и, как видно, единственного в этой навигации судна.
Пароход стал на якорь милях в трех от берега: выступающая в море отмель не позволяла подойти ближе.
Вскоре донеслось глухое рокотание мотора, и к острову пристал небольшой катер. На берег выпрыгнул капитан «Прончищева» — Иван Семенович Антуфьев, еще нестарый сухощавый мужчина с коротенькой прямой трубкой во рту. Он озабоченно поздоровался с зимовщиками, отвел Тимофея Петровича в сторону и негромко сказал:
— Полчаса назад я получил штормовое предупреждение. Циклон от норд-веста, как сообщают, придет сюда часов через пять-шесть.
Тимофей Петрович сразу посерьезнел и деловито спросил:
— Как думаете поступить?
Капитан помолчал и, взглянув в глаза начальника зимовки, спокойно ответил:
— У меня на борту шестьдесят тонн груза для вас. Больше пароходов не будет. Надо успеть.
И они начали обсуждать детали предстоящей работы.
Вслед за капитаном на берег спрыгнул с катера моторист. Петя Заиграев лукаво взглянул на стоявшую поодаль Таню и провозгласил:
— Главному корреспонденту острова наш пламенный привет! Ребята, это же Женя Цесарский, райская птичка залетела к нам!
Механика окружили и по команде Заиграева принялись качать под общие возгласы и смех.
— Будет вам, медведи белые! Все кости растрясете! — кричал довольный Цесарский. Вырвавшись из цепких рук зимовщиков, он увидел Таню и бросился к ней.
— Таня! — Схватив ее руку, он оглянулся на ребят и вдруг, решившись, обнял девушку.
Кругом притворно закашляли и завистливо завздыхали. Таня высвободилась из объятий Цесарского и укоризненно сказала:
— Женя, неудобно, видят же все.
— Ну и пусть видят! — пылко воскликнул Цесарский.
Подошли капитан и начальник зимовки. Тимофей Петрович внимательно оглядел всех и сказал:
— Положение таково, что нельзя терять ни минуты. Начнем разгрузку. На нашей шлюпке пойдут Заиграев, Афонин и Кибирев. Капитан обещает спустить свой вельбот и помочь в разгрузке. Шлюпки будут ходить на буксире у катера. Есть вопросы?
— Есть! — воскликнула Таня. — Разрешите мне быть на катере
